КОНЕЦ КОЛОНИИ ИНГУЛЕЦ

Евреи-земледельцы… «Купцы, банкиры, ремесленники, врачи, музыканты… Но земледельцы?» – со скепсисом скажете вы и пожмете плечами. А зря. Потому что первым еврейским земледельческим колониям Херсонской губернии скоро исполнилось бы 200 лет. Исполнилось бы, не случись Шоа, Катастрофы…

После того как в 1769 году Екатерина II разрешила евреям на правах колонистов – иностранных поселенцев, занимающихся земледелием, – заселять земли Новороссии, началась миграция в эти края евреев из белорусских и украинских губерний, отошедших к России после передела Польши. Однако еще больший приток новых жителей на эти территории происходил при Александре I, создавшем специальный «еврейский комитет», члены которого в 1803 году пригласили представителей еврейских общин в Петербург для беседы о предстоящих реформах.

Был разработан и высочайше утвержден план, опубликованный в 1804 году и получивший название «Положение об устройстве евреев» (или попросту «Закон о евреях»). Он включал меры запретительного характера (как-то: содержать в сельской местности шинки, кабаки, аренды и постоялые дворы), однако предоставлял евреям право заводить фабрики и заводы, заниматься торговлей и ремеслами, покупать незаселенные земли для занятия сельскохозяйственным трудом. «Положение» содержало также раздел об образовании, о языке, о социальной «классификации» евреев, а также о переселении не имеющих средств евреев из западных губерний на казенные земли в пределах черты оседлости.

В целом отношение к евреям оставалось дискриминационным, за исключением раздела о сельскохозяйственных поселениях и об отводе для этих целей земель и денег. Переселенцам выделяли обширные земли в Херсонской губернии (30 тыс. десятин), обещали на 10 лет освобождение от налогов, пособия на обзаведение хозяйством и долгосрочные ссуды. Впрочем, гладко было лишь на бумаге…

Первую группу согласных отправиться на поселение в Херсон возглавили уже упоминавшийся Нохум Финкельштейн и Израиль Лентпорт, оба – из Могилевской губернии. Финкельштейн сумел даже добраться до Петербурга и попасть на прием к министру внутренних дел графу Кочубею, но, вместо ожидаемых разъяснений об условиях переселения, ему предложили… самому отправиться в Херсонскую губернию. Что он и сделал. В конце концов губернатор Новороссийского края герцог де Ришелье решил вопрос об отводе земли. Переселенцы выбрали для будущей колонии участок в 6600 десятин на левом берегу реки Ингулец.

Итак, первые еврейские земледельческие колонии появились в Херсонской губернии в 1807-м. К 1810 году здесь насчитывалось девять колоний: Бобровый Кут, Израилевка, Добрая, Ингулец, Сейдеменуха, Каменка, Большой и Малый Нагартав, Ефингар. Проживали в колониях в то время 600 семей, их население составляло 3 тыс. 640 человек.

Сколько пришлось вытерпеть несчастным переселенцем, сколько из них не добралось до мест поселения, погибло в пути, умерло от голода, холода и болезней уже на «обетованных» землях Херсонщины, становится понятным из свидетельств самих евреев-первопроходцев:

После поездки, продолжавшейся четыре месяца, мы наконец добрались до Кременчуга. Оттуда на подводах, нанятых властями, со скудными средствами на питание, мы добрались до места поселения. Перед нами лежала нетронутая степь… Усталые, измученные долгой дорогой, холодом, плохим питанием и всякими бедами, мы должны были взяться за строительство жилых домов. На нас напали болезни. Положение наше было отчаянным. Непривычные к крестьянскому труду и удаленные от обжитых мест на большое расстояние, мы не могли даже поучиться у других, как взяться за дело. Нам пришлось нанимать рабочих и платить им по 15 рублей за обработку каждой десятины земли. Вместо обещанных 10 копеек в день на питание до первого урожая мы получали только по 5 копеек на душу. При обмене денег нас опять обсчитали. Очень трудно было достать в тех местах зерно и муку. Не раз бывало так, что мы доставали зерно, но его негде было смолоть. Приходилось толочь его или варить и есть так.

Дорогую цену заплатили предки будущих евреев-земледельцев, живших впоследствии в благополучных хозяйствах, освоивших эти земли и сам сельский труд.

Крестьяне одной из колоний писали: «В результате смены климата, воды, недостатка продуктов и болезней у нас за три года умерло около 200 человек – не только старики и младенцы, но целые семьи. В настоящее время у нас 166 семей; в нашей среде много сирот, не имеющих ни пищи, ни одежды, и вдов, не получающих никакой поддержки. Все мы бедны и несчастны».

Однако постепенно если не сами переселенцы, то их дети привыкли к сельскому образу жизни, их быт наладился, материальное положение укрепилось, смертность и болезни пошли на убыль. В 1816 и 1817 годах были собраны хорошие урожаи. Несмотря на трудности и лишения, в каждой из еврейских колоний появились успешные хозяйства. Способствовало этому и освобождение от налогов, продленное сначала Николаем I (который, несмотря на новый ограничительный «Закон о евреях» 1835 года, аннулировал долги евреев-земледельцев казне), а затем и его преемником Александром II.

Еврейская общественность в России поддерживала политику привлечения евреев к земледелию. Просвещенные еврейские деятели (Нота Хаимович Ноткин, Ицхак-Бер Левинзон и другие) видели в аграрном труде, наряду с просвещением, панацею от всех еврейских бед. Активную позицию занимали еврейские религиозные деятели. Рабби Довбер – второй лидер Любавичского движения – сам вел переговоры с правительством Александра I о выделении участков земли в Херсонской губернии и способствовал основанию там еврейских колоний.

Состоятельные евреи оказывали финансовую помощь «окрестьяненным» единоверцам. Так, банкир и известный еврейский общественный деятель барон Евзель Гинцбург в 1856 году передал правительству 10 тыс. рублей для награждения лучших евреев-земледельцев, которые периодически определялись министерством государственных имуществ. В 1880 году по инициативе крупнейших финансистов и промышленников России Самуила Полякова, Горация Гинцбурга, Абрама Зака, Леона Розенталя и Меера Фринланда были созданы фонд и Общество ремесленного и земледельческого труда среди евреев (ОРТ). Из этого фонда до 1906 года еврейским земледельцам были выданы ссуды на сумму свыше 150 тыс. рублей.

В середине XIX столетия в связи с тем, что в Херсонской губернии резервы пригодных для возделывания земель иссякли, еврейские колонии решили создавать в соседней Екатеринославской губернии. Причем если вначале поселения были «моноэтническими», то теперь стали появляться колонии смешанного типа и «мирно соседствующие» – еврейские, украинские, немецкие. Чиновник по особым поручениям, придворный советник Карцев, который в 1845 году провел ревизию еврейских поселений и составил подробный отчет об их жизни и быте, по поводу такого «вредного», как считалось, соседства писал: «Евреи не могут испортить или обманывать украинских крестьян, которые столь же хитры, как и они, и не дадут себя одурачить».

В отчете Карцева говорилось, что в еврейских колониях живет 1661 семья, или 12 тыс. 779 человек. В 15 колониях было 19 каменных синагог, работали хедеры – у 76 меламедов обучались 533 ученика; 12 живших там раввинов пользовались большим уважением. Карцев хвалил прочность устоев еврейской семьи, уважение к родителям и отмечал, что среди евреев почти нет пьянства и преступности.

В 1861 году в 37 колониях Херсонской и Екатеринославской губерний проживало уже 2642 семьи, всего 26 тыс. 784 человека. К середине 1860-х годов в Новороссии было 39 колоний, обитавшие в них 2873 семьи обрабатывали 129 521 десятину земли. А согласно переписи 1898–1899 годов, евреи, занятые в сельском хозяйстве, составляли более 3% от общего числа российских евреев. Накануне первой мировой войны в колониях, превратившихся из некогда нищих поселений в прочные крестьянские хозяйства, проживало 42 тыс. человек.

В советский период количество евреев, «приобщенных к земле», было еще больше. К 1931 году в Украине и в Крыму было образовано 170 новых поселков, где проживало свыше 20 тыс. семейств (100 тыс. человек), создавались еврейские национальные сельские советы и районы (в том же году в Украине было создано 134 еврейских сельсовета). Языком, на котором говорили, писали, пели, который изучали в школах и техникумах, был идиш. Появился даже первый в истории Колхозный еврейский театр! Задача, поставленная Советами – за 10 лет переселить «на землю» полмиллиона евреев, – увенчалась успехом: на территории еврейских национально-административных образований в Советской Украине проживало 250 тыс. евреев, то есть 14% еврейского населения! Такого количества земледельцев история русского еврейства и вообще еврейства в голусе не знала никогда…

Геня Шевелева.

* * *

Ингулец – одна из первых еврейских колоний «первой волны» переселения. Основателями ее стали 104 еврейские семьи – 310 человек, – которым было отведено 9 тыс. десятин земли. С годами внешний облик колонии сильно менялся: на месте землянок строились новые дома (многие были крыты железом или черепицей), хозяйственные помещения. Появились сады и огороды. Со временем эта колония стала самой большой из еврейских колоний Юга Украины: здесь проживали 2 тыс. 800 человек.

Неофициально колонию называли еще Гар Шефер – видимо, в память об одной из 42 стоянок евреев во время скитаний по пустыне. Первое слово означает «гора», а второе в переводе с литературного иврита – «красота». Колония расположена на возвышенности, над рекой, как бы на горе. На библейской горе Шефер произрастали прекрасные плодовые деревья. Еще одно неофициальное название колонии – Широкая (по названию расположенной здесь балки).

Геня Шевелева родилась в колонии Ингулец в 1920-м. В этом году ей исполнится 86 лет. Сейчас она живет в днепропетровском Доме для людей преклонного возраста «Бейт Барух» (см. Лехаим, №1, 2006).

Геня вспоминает большую семью, из которой в живых, увы, не осталось никого: «Папа, Вейзер Шевелев, работал резником, а мама, Софья Яковлевна, была домохозяйка. Она училась в Одессе, знала много языков. Нас, детей, было 12 человек…»

Слово «Ингулец» в ее устах звучит как музыка – она произносит его с особым выражением: «Ингулец знаете? Знаменитая колония!.. Там мы прожили до 1939 года, а потом папа забрал нас в Московскую область, в город Можайск».

Геня переехала в Россию и благодаря этому не погибла, как большинство евреев колонии Ингулец и всего Сталиндорфского района. За долгую жизнь она работала и в еврейском колхозе, и на трикотажной фабрике в Черновцах, пережила голод в 1933-м и 1947-м, хлебнула лиха в войну: Смоленск, Витебск, Тула, Воронежская область…

«Все работали. Папа принимал скот. Табак растили, рожь и пшеницу – мы ее помогали молотить. Работали до пяти на одной работе, а после – на другой. Хлопок делали, ватные мешки. В Днепропетровске работала на заводе, рыла траншеи, клала асфальт, бетон под самолетную полосу», – старая женщина воссоздает картины своей трудной жизни с самого детства – с колонии Ингулец…

«Семья всегда соблюдала традицию – и папа, и мама. Я Тору и сейчас прочитаю. Мне еврейский язык с детства нравился. А с кем мне было потом говорить? Они не знают, что такое сейдер, талис, они же ничего этого не видели: если дома этого не было – откуда знать?»

В Ингульце существовали три молитвенных дома, была большая каменная синагога – центр религиозной и общинной жизни: здесь и молились, и собирали сельский сход, сюда приходили в субботу и на праздники, здесь мальчики учили Тору и Талмуд…

Геня Шевелева рассказывает:

«Колония была очень богатая – мельницы, больница, поликлиники, своя парикмахерская. Были маленькие синагоги, старики и старухи на каждый праздник собирались, молились. А недалеко от нашего дома была центральная синагога – какие люстры, какая красота! Она работала до 1939 года, потом там инкубатор сделали, цыплят выращивали для колхоза. А потом всё разломали…»

В колонии действовало самоуправление: собирался сельский сход, выбирались шульц (староста) и два бейзицера (заместителя). На сходе принимали новых колонистов, решали все важные вопросы. В обязанности шульца входили надзор за порядком, выполнение решений общего схода и распоряжений властей.

В Ингульце, как и в других еврейских колониях, существовала «Талмуд Тора» (обучение грамоте), «Гмилус Хесед» (касса взаимопомощи), «Бикур Холим» (медицинская помощь), «Хевра Кадиша» (погребальное братство). Ни в одной еврейской колонии не было неграмотных еврейских мальчиков – все без исключения ходили в хедер, изучали основы еврейской грамоты, Тору и Талмуд.

«Были у нас сидуры и Торы были. Очень были все набожные, – вспоминает Геня. – Был раввин, у него – помощники. Все в колхозе работали, но чтобы не пойти на субботу или на сейдер – никогда! Как могли так договориться, чтобы нас не трогали, – этого я не знаю. Но власть на религию не наседала. Потом возникли русско-украинские школы. Колхозы назывались "Надежда”, "Старица”, "Пахарь”. Там жили и евреи, и украинцы, и русские – разницы особой не было. Наши девушки выходили замуж за русских ребят, а наши ребята женились на русских девушках. Нам завидовали, многие хотели к нам переехать. У нас ведь какие были урожаи хлеба!.. А теперь там одни бандеровцы живут… Не знаю, сколько сейчас там хат… Когда вернулись в Ингулец, народ там уже не тот был, с которым мы выросли. Понимаете? Одна женщина попросила у нас денег, а я не дала, так она ночью начала камни кидать в окна, стекла мне разбила. Оскорбляли меня, жидовкой называли, грозили убить… И записки писали, говорили, чтобы убиралась…»

Геня Шевелева вздыхает.

«Братья мои погибли на фронте. Их хаты начали разбирать. Я все время говорила: не нужно хаты разбирать – ведь люди приедут, земля не будет стоять! А председатель отвечал: не ваше дело. Поломали синагогу, клуб… А могли и не трогать. Люди еле-еле снова строили. Я же говорила – земля не будет пустовать…»

После начала Великой Отечественной войны лишь небольшая часть колонистов сумела эвакуироваться. Оставшиеся были уверены, что немцы их не тронут, памятуя о всегдашних сердечных отношениях с соседями – обитателями немецких колоний.

Нацисты, когда пришли в эти места, поняли, что без помощи евреев урожая им не собрать. Они окружили колонию Ингулец колючей проволокой и приказали евреям спокойно работать. «Люди жили, хлеб сажали, молотили. А потом…»

Геня замолкает. Когда урожай был собран, всех евреев уничтожили… Она переводит дух и продолжает свой скорбный рассказ:

«Немцы собрали стариков, детей под пулемет. Они сказали людям: вас увезут, надевайте самое лучшее, самое лучшее с собой берите. И повели их берегом реки, как будто к станции. И, говорят, когда шли к берегу, они уже всё поняли… Так кричали!.. Очевидцы говорят, земля неделю ходуном ходила… Там и мертвые, и живые были… Я когда приехала, мне не по себе было. Говорила: мама, я себя виноватой чувствую. Мне всё казалось, что ОНИ за мной ходят…»

На окраине села Ингулец – остатки разоренного еврейского кладбища и памятник расстрелянным евреям. Вот только нет на нем ни слова «евреи», ни меноры, ни звезды Давида. Как и везде в СССР: «мирные граждане»…

Геня вздыхает: «Я два года назад видела, как ребята тащили памятник из нержавейки. Сломали… Думала, у меня будет разрыв сердца. Разве можно такое делать? Но никто не хочет нарываться на скандал».

Сейчас Ингулец называется «поселком городского типа». Мало кто помнит былое процветание, быт и уклад еврейской колонии Ингулец – колонии, которая могла бы справить 200-летний юбилей. В пламени Холокоста погибли ВСЕ некогда процветавшие еврейские колонии Юга Украины. От колонии Ингулец осталось только название и скорбная память старой еврейской женщины, Гени Шевелевой…

И. Карпенко, Д. Гинсбург